В работе показано, что дискурсивное (временное) значение вида производно от его основного, внутрифразового, значения и зависит от положения момента наблюдения, ретроспективного или синхронного. Исследование проводилось на материале Национального корпуса русского языка. Исследовались четыре морфосинтаксические конфигурации с союзом и. В конфигурации «глагол СВ + союз и + глагол СВ» основное соотношение между перфективной и имперфективной ситуацией секвентное, но под влиянием контекста часто оказывается одновременностью. В конфигурации «глагол НСВ + союз и + глагол НСВ» основное соотношение одновременность, но, опять-таки, аспектуально-временная семантика глаголов может нарушать это соотношение. В пределах морфосинтаксической конфигурации «глагол СВ + союз и + глагол НСВ» основное соотношение секвентное. При этом отмечена невозможность ингрессивной интерпретации у русского имперфектива: момент наблюдения всегда приходится на срединную фазу имперфективной ситуации. В конфигурации «глагол НСВ + союз и + глагол СВ» временное соотношение между ситуациями менее определенное.

В статье обсуждается ряд «болевых точек» русской аспектологии, недавно сформулированных В. С. Храковским, при этом особое внимание уделяется характеристике русского вида как (слово)классифицирующей vs. словоизменительной грамматической категории, а также регулярности механизма суффиксальной имперфективации. Кроме того, рассматривается новое для русистики предложение о представлении русского вида как совокупности различных квазиграммем.

Наша статья посвящена конструкциям типа Он только пришел / Он только-только пришел / Он только что пришел и их взаимодействию с результативной семантикой. Основной вопрос, который ставится в статье, состоит в том, обязательно ли из употребления наречий недавнего времени только, только-только и только что следует, что результат описываемой ситуации сохраняется на момент речи. В статье показано, что значения недавнего прошлого не обязательно предполагают наличие результата. Одни конструкции со значением недавнего прошлого могут содержать в семантике указание на результативность, у других этот компонент отсутствует. С результативной семантикой тесно связаны показатели только и только-только, а показатель только что не требует ни наличия результата, ни его отсутствия. Связь показателей только и только-только с результативными контекстами следует из их семантики и коммуникативной структуры, которые описываются в работе.

Болгарские клитики се и си отличаются высокой полифункциональностью, обусловленной их различным морфологическим статусом и сочетаемостным потенциалом. Они могут выступать как местоимения, как частицы — словообразовательные и формообразующие, а клитика си — еще и как модальная и интенсифицирующая частица. В большинстве своих функций се и си характеризуются определенной линейно-синтагматической свободой: они (слабо) отделимы и способны к кластеризации в цепочке предикатных клитик. Это является существенным фактором для появления неоднозначных высказываний. В статье предлагается обзор всех функций болгарских клитик се и си и демонстрируются условия для возникновения неоднозначного прочтения с учетом как предикатно-аргументной структуры высказывания, так и внутрикластерной комбинаторики рассматриваемых клитик.

В статье рассматривается лексика цаконского диалекта новогреческого языка, приводятся результаты анализа ее происхождения, на основании которых опровергается гипотеза об изолированности данного идиома от других греческих диалектов. Исследуемый материал обнаруживает сходства с лексикой северных диалектов греческого языка, что позволяет предположить сосуществование указанных диалектов в общем географическом ареале в прошлом. Состав иноязычных заимствований в лексике цаконского диалекта не отличается существенно от прочих диалектов новогреческого языка; лексическое своеобразие цаконского обеспечивают слова древнегреческого происхождения, а также новообразования. Непонятность цаконского диалекта для носителей нормы новогреческого языка определяется не столько лексическими, сколько фонетическими и морфологическими особенностями.

Работа посвящена феномену двойных семантических ролей (КОНЕЧНАЯ ТОЧКА — МЕСТО, ЦЕЛЬ — ПРИЧИНА), заполняющих одну глагольную валентность и вызывающих вариативность ее выражения именной группой в винительном или предложном падежах. Делается попытка выделить классы глаголов, для которых подобная вариативность характерна в исходных значениях, а также рассмотреть, что происходит с возможностью вариативности при метафорическом переносе. Кроме того, обобщается, какого рода модификации возникают при выражении валентности той или иной семантической ролью. Результаты исследования показывают, что двойные семантические роли и вызываемая ими конкуренция винительного и предложного падежей свойственны в первую очередь глаголам каузированного перемещения, которые в исходном значении принадлежат к пограничным семантическим классам, совмещающим разные компоненты значения (перемещение и размещение, перемещение и деформацию, перемещение и создание образа). Выделяются некоторые семантические особенности реализации двойных ролей, общие для всех глаголов каузированного перемещения. Например, реализация роли МЕСТА требует, чтобы релевантная валентность выражалась существительным со значением пространства или большой поверхности, но не контейнера (спрятаться в парке); реализация роли КОНЕЧНОЙ ТОЧКИ требует, чтобы эта валентность выражалась существительным со значением контейнера или небольшой поверхности (спрятать в банку, положить на подставку); контекст целенаправленных действий способствует выражению роли КОНЕЧНОЙ ТОЧКИ, контекст нецеленаправленных — роли МЕСТА; прошедшее время и совершенный вид у глагола, т. е. значение РЕЗУЛЬТАТА, коррелируют с ролью МЕСТА. Двойные роли в переносном значении присутствуют в первую очередь у глаголов, у которых развилось новое «виртуальное» значение (положить в Интернет / в Интернете). В целом двойные роли гораздо более характерны для исходных значений глагола, чем для переносных, поскольку в процессе семантической деривации семантическая неопределенность, свойственная исходным значениям, сменяется семантической специфицированностью, которая требует единой роли от каждого актанта и, соответственно, отсутствия морфосинтаксической вариативности.

В данной работе представлено исследование синтаксических свойств русской энклитической частицы же, построенное с использованием корпусного и экспериментального методов. В древнерусском языке расположение этой энклитики подчинялось закону Ваккернагеля. На основе данных Национального корпуса русского языка и проведенного нами эксперимента мы анализируем, какие позиции являются допустимыми и предпочтительными для частицы в современном русском языке, какие факторы оказывают влияние на выбор между ними и как менялось употребление энклитики с течением времени. Наше исследование направлено не только на изучение конкретного языкового явления, но и на то, чтобы показать преимущество совместного использования корпусного и экспериментального методов.

В статье рассматривается обоснованность реконструкции в праиндоевропейском языке неноминативного (эргативного или активного) строя предложения. Основные аргументы таковы: бинаризм падежных окончаний, первичный бинаризм родов (одушевленный род противопоставлялся неодушевленному), бинаризм спряжения, в рамках которого противопоставлены активная vs. неактивная парадигма, глагольная форма действия vs. состояния. Кроме того, некоторые глаголы образуют пары, противопоставленные одушевленным и неодушевленным субъектами. Эргативная конструкция известна в хеттском языке. Однако сам по себе бинаризм не является достаточным основанием для доказательства дономинативного прошлого языка. Упоминающиеся глаголы противопоставлены прежде всего лексическим значением. Хеттская же эргативная конструкция с падежным суффиксом –ant скорее доказывает отсутствие эргативного падежа в праиндоевропейском, так как в других индоевропейских языках этот суффикс не имеет подобной функции.

В мазандеранском и гилякском языках традиционно постулируется три падежа: именительный (с нулевым окончанием), родительный (с показателем -e / -ə) и винительно-дательный (маркируемый послелогом -re / -a ~ перс. -rā). Прочие послелоги в падежную систему не включаются. В данной статье предлагается беспадежное описание грамматики мазандеранского и гилякского языков с обратной изафетной связью и послелогами. Делается попытка связать прямой персидский изафет (характерный для юго-западных иранских языков) и обратное изафетное маркирование в мазандеранском и гилякском языках в единую систему.

На материале старосулетинского диалекта баскского языка в статье анализируется типологически нетривиальное явление — наложение составляющих просодической иерархии, при котором одна из них принадлежит одновременно двум составляющим более высокого уровня (ср. [iemazté [jbát]i-i]j (женщина один-dat) ‘одной женщине’). Таким свойством обладает показатель неопределенности bat, по происхождению восходящий к числительному со значением ‘один’. Рассматриваются типологические параллели данного явления на других языковых уровнях, как связанных с просодикой, так и нет. Исследуемое нами явление представляет собой контрпример для традиционной просодической иерархии, однако хорошо поддается анализу в теории «слабой расстановки скобок» Б. Хайда.

Статья посвящена сравнительному анализу двух синтаксических конструкций — нереального условного периода (типа Если бы я это знал, я бы Вас не спрашивал) и восклицательного предложения желательного условия (типа Если бы я это знал!) в нескольких индоевропейских языках, в том числе на разных срезах их исторического развития. Исследовательские задачи сводятся вкратце к следующему: (а) установить типы конвергентных отношений между грамматическими сигналами при кодировании постулируемой в статье категории «дистанции» в ее временнóм и модальном измерении; (б) определить синтаксический статус предложения желательного условия на основе анализа его просодических, типологических и семантических свойств в сопоставлении с протасисом условного нереального периода и другими типами синтагм.